Не герой - Страница 42


К оглавлению

42

— Это не совсем так! — возразил Рачеев. — Я часто молчу о том, что думаю…

— Да, может быть… Но вы не говорите того, чего не думаете!.. А я все хотела вас спросить, Дмитрий Петрович, — вдруг проговорила она, несколько возвысив голос и сильно краснея. — Я хотела спросить вас про вашу жену… Я ведь знала ее девушкой, и мне казалось…

— Вам казалось, что между мною и ею не могло быть ничего общего! — досказал он за нее. — Вероятно, это показалось бы и всякому другому. Но, как видите, нашлось нечто…

— Это очень интересно!..

— Право же, не так, как вы думаете! Вы помните Сашу дочерью моего приказчика. Она была красивой девушкой…

— Очень красивой!.. Я помню, какая она была стройная, с замечательно правильными чертами лица, дышащего здоровьем, с чудными золотисто-русыми локонами…

— Ну, вот видите, вот вам первый пункт разгадки. Я влюбился в ее красоту, — кажется, это естественно!.. — смеясь, сказал Рачеев.

— Да, но… Разве этого одного достаточно? Сколько я помню, она была совсем необразованная девушка, хотя, конечно, это не мешало ей быть прекрасным человеком!.. — промолвила она, еще более краснея. Видно было, что она не без борьбы заговорила на эту щекотливую тему. Но Рачеев выслушивал ее и отвечал ей просто, по-видимому, нисколько не удивляясь тому, что она заговорила об этом.

— Да, нисколько не мешало, это правда… Кроме того, она отлично пела песни, играла на гитаре и очень картинно плясала!.. — проговорил он, по-прежнему смеясь.

— Вы со мной говорите не совсем серьезно, Дмитрий Петрович, — промолвила она, слегка нахмурившись. — Я понимаю, что это в сущности… не мое дело!..

— О, какие пустяки! — сказал он вполне дружелюбным тоном. — Если это вас интересует, то, значит, это ваше дело. Но почему вы думаете, что я говорю несерьезно? Умение вовремя хорошо спеть, сыграть на гитаре, да, пожалуй, и поплясать — это большое достоинство. Наша жизнь вообще не скучна, мы почти не знаем скуки, потому что у нас слишком много мелких ежедневных забот. Все деревенские заботы доходят до нас, и мы в них принимаем участие… Да ведь вы немного знаете, как я живу… Но все же бывают туманные полосы и на нашем маленьком горизонте. И представьте, как в такую минуту дорога бывает веселая, здоровая песня! Право же, это лучше, чем припадки сплина, нервной головной боли, тоски и отвращения к обществу живых людей, — чем так часто дарят своих мужей образованные женщины. А моя жена всегда здорова и весела!.. Она малообразованна, конечно, но понимает меня, и прекрасно понимает, потому что любит. Ну, и понемножку догоняет меня.

— Так, по-вашему, образованным мужчинам следует жениться на простых девушках?

— Да вовсе же нет. С чего это вы взяли? Кто полюбится, на том и следует жениться. Мне просто повезло. При моем способе жизни моя жена очень ко мне подходит. Ведь мы ведем жизнь простых маленьких будничных интересов… А вот другу моему Николаю Алексеичу нужна именно такая жена, как Катерина Сергеевна… Да, да, это мое глубокое убеждение. Катерина Сергеевна — нервная натура самого нового типа. Она способна в течение почти минуты пережить тысячу различных настроений. Сейчас она была зла, а смотришь — уже великодушна, сию минуту ее давила тоска, но вот она уже беззаботно весела. И все эти перемены могут зависеть от того, что по улице мимо окон пронесли кадку с цветами… Ну что ж, все это Николаю Алексеичу очень нужно. Он может в Катерине Сергеевне почерпать сколько угодно героинь для своих произведений…

Когда он прощался, Лиза сказала ему.

— Вам, должно быть, хорошо живется, Дмитрий Петрович… Вы должны быть очень счастливым человеком. Многим у вас поучиться бы!..

И Лиза и Рачеев понимали, что каждый из них, не называя имен, говорит о Николае Алексеевиче и Катерине Сергеевне.

Рачеев совсем отложил книги и тоскливо смотрел в окно, досадуя на то, что петербургская погода навеяла на него настроение, какого он давным-давно не испытывал. Ничего подобного с ним не могло бы случиться дома, где он весь был поглощен текущей жизнью — своей и чужой. Он с нетерпением ждал письма от жены, уверенный, что оно направит его мысли на привычный путь и отгонит от него «чужое настроение», как он мысленно называл свой сплин. Кто-то постучал в дверь. Кто бы это мог быть? Не Бакланов ли? Этот едва ли способен излечить его. В последнее время в его речах что-то уж очень часто звучит драматическая нотка. По догадкам, вся суть в том, что денег нужно ему больше, чем он зарабатывает, хотя зарабатывает он их много.

Но лицо Дмитрия Петровича выразило крайнее изумление, когда на пороге появилась высокая фигура Ползикова.

— Ты, Антон Макарыч? Признаюсь, не ожидал!.. — невольно вырвалось у него.

Он и сам не мог объяснить себе, почему он не ожидал этого, когда так было естественно, чтобы Ползиков, его старый товарищ, посетил его. Может быть, это потому, что в течение трех недель, которые прошли после их случайной встречи, Антон Макарыч до сих пор ни разу не был у него!

— Хе, хе!.. Напрасно! — своим обычным тоном преувеличенной иронии ответил Ползиков, пожимая ему руку. — В наших местах, брат, каждую минуту следует ожидать какой-нибудь неприятности…

— Нет, зачем же так? Я рад тебя видеть! — сказал Рачеев.

— Рад? Меня? Ха, ха, ха, ха! Вот уж не понимаю, извини, что тут приятного! Пьяная рожа, говорит одни мерзости… Не понимаю! И если бы не знал наверняка, что ты не любишь говорить для красного словца, то даже не поверил бы!

Он сел и грузно оперся обеими руками на стол.

— И скажи ты мне, пожалуйста, Дмитрий, почему ты мне такую честь оказываешь? А? Ведь, в сущности говоря, я, выражаясь высоким слогом, не более как протухлая дрянь, старый засаленный сюртук департаментского чиновника, вывороченный наизнанку и доставшийся департаментскому сторожу… Не более. А между тем ты вот, например, Мамурину руки не подал, а мне даже говоришь — очень рад. Чем это объяснить? А?

42